Программа Марины Лобановой «Встреча» на радио Град Петров, посвященная тридцатилетию Института богословия и философии. Гость: Петр Александрович Сапронов, ректор Института богословия и философии, доктор наук, культуролог. Эфир: 6 августа 2022 г.
Не секрет, что до революции в России богословское образование могли получать только студенты церковных учебных заведений, то есть – только священники. Ни женщины, ни вообще миряне не могли получить высшее богословское образование. Стоит ли говорить, что после 1917 года с богословским образованием дело стало еще хуже…
Марина Лобанова:
Мы отмечаем много столетий, и все какие-то не очень радостные… А сегодня у меня в программе – 30-летие, и вполне замечательное. Тридцатилетие Санкт-Петербургского Института богословия и философии. И мне бы хотелось этому событию посвятить передачу, конечно же, с участием ректора Санкт-Петербургского Института богословия и философии Петра Александровича Сапронова.
Петр Александрович, многие учились у вас, может быть, не все закончили, но были слушателями, а это же прекрасная традиция – где-то что-то слушать, какие-то лекции, быть чему-то причастными, и вообще, это такой замечательный феномен, и очень петербургский, как мне кажется.
Когда у нас говорят, что вот, с такого-то года, ну, обычно – с 91-го, церковь получила свободу… что у нас произошло… Мне кажется, одна из самых прекрасных произошедших вещей – это появление Института богословия и философии в этой жизни, в нашем мире, в нашей церкви, в нашей стране, в нашей культуре и в нашей современности, вот мы современники этого явления, и появление, конечно, людей, которые с этим связаны. С тридцатилетием хочется вас, прежде всего, поздравить, и попросить поделиться какими-то мыслями и размышлениями именно сейчас, вот когда мы это 30-летие и переживаем. Может быть, оно еще будет как-то отмечаться в сентябре, в октябре. Прежде всего, что вы ощущаете в связи с этой датой – 30 лет Институту, который вы создали, Институт богословия и философии, ректором которого вы 30 лет являетесь?
Петр Сапронов:
Спасибо на добром слове, как бы вы ни преувеличивали нашу значимость, всё равно, я очень благодарен, потому что в каждом преувеличении, наверно, есть доля истины. А ощущения… может быть, это покажется странным, их уж так особенно и нет. В каком смысле, в каком отношении? Мы существуем 30 лет. Сказать, что вот наш институт как-то возрастает, расширяется его влияние, размер и так далее – в этом было бы, все-таки, надо признать, сильное преувеличение. Наше существование в сильной степени было именно борьбой за это самое существование. Нам многие годы нужно было уцелеть. Нам нужно было вот как-то внешнее устройство свое гарантировать или хотя бы обеспечивать, и, в общем, не терять студента, абитуриента и так далее. Нам, в общем-то, это удавалось. Это всё были труды и дни. В общем, что-то получалось. Я не могу сказать ни о больших успехах, ни о каких-то глобальных неудачах, тем более, катастрофах. Мы вот как-то работали и работали, да, старались что-то сделать и старались. Время шло, и, оказывается, нам 30 лет. На самом деле, звучит, конечно, страшновато. Уже вроде бы солидная дата для негосударственного учебного заведения.
Наш институт всегда был очень невелик. Мы были в известном смысле исключением среди других негосударственных учебных заведений, и богословских, кстати говоря, не в последнюю очередь, в том отношении, что мы никогда не ставили, иногда в ущерб себе, никаких коммерческих задач.
…
…мы шли таким путем, не очень выигрышным и, на самом деле, довольно рискованным, вот как мы себе сказали, что наша область это богословие для светских людей, за это мы и держались, от этого многое теряли, но, знаете, я все-таки рискну сказать – в этом была наша известная честность. Но это же и затрудняло нашу жизнь. Мы держались за то, чего в России, на самом деле, никогда, до самого начала девяностых годов XX века, не было – не было светского духовного образования, не было университетского духовного образования.
Конечно, было много всяких трудностей и временами даже кризисных ситуаций. Когда я говорю о том, что не было традиции образования духовного среди светских людей, обращу ваше внимание на название нашего института: Институт богословия и философии. И я очень рад, что мы это название все-таки породили для себя, держались и держимся за него. Почему? Потому что, во-первых, богословское образование для светских людей все-таки предполагает пребывание в миру гораздо в большей степени, чем, скажем, для духовенства. А интеллектуал – это обязательно человек философского образования или хотя бы с каким-то философским опытом. Богослову, который пребывает в миру, вообще человеку, который может почерпнуть что-то от богословского образования, ему очень важна эта соотнесенность, он должен быть богословом с какой-то философской подготовкой.
…
А что такое христианство, вот в качестве слова? Это Священное Писание, Откровение, это вероучение, это богословие. И вот богословие формируется христианской церковью в огромной степени с опорой на философский опыт. Богословие вырабатывает свой богословский язык, как-то трансформируя коренные понятия философии. Конечно, я имею в виду античную философию. И если ты хочешь быть богословом, вот именно в плане догматического богословия, если ты хочешь быть как-то соотнесенным с богословием, то, конечно, оставаясь философски совершенно неподготовленным, проигрываешь ты в огромной степени. И вот это была наша установка, и мы за нее держимся, философия для нас непременная и очень существенная часть образования.
…
Марина Лобанова:
Я много раз сталкивалась с тем, что люди, повторяя фразу «нужно читать святых отцов», не только не читают святых отцов (потому что они им непонятны, а их и нельзя понять без серьезного образования), к тому же убеждены, что образование не только не помогает, а мешает их вере. Интересная черта многих верующих – противодействие любому образованию. «Ни в коем случае…», «не вмешивайте в мою веру еще и необходимость образования!». То есть под серьезным сомнением у многих верующих необходимость образовываться: «читайте святых отцов» трансформировалось в «ничего не читайте!». Тем более, вот такую ступень серьезную – через философское образование подступаться к богословию – люди зачастую просто для себя не приемлют в принципе. И здесь я еще раз хочу выразить благодарность Институту, который 30 лет своего существования вот таким вот прекрасным маяком, такой свечой горящей – свидетельствует, что да, путь к богословию – через философское образование. Да, трудное, да, кому-то особенно это тяжело… с нуля, никогда ранее не прикасаясь к этому, не имея вкуса к этому… Но именно тогда – подходить к богословию как к чему-то тоже трудному, тоже очень серьезному!
1992 год – год рождения Института, очень сложный год. Как вообще пришла в голову мысль создавать Богословский институт?
Петр Сапронов:
Я не очень люблю это слово «интеллигенция», но… да, мы, православная интеллигенция, задали себе вопрос: а как нам быть с богословским образованием вот тогда, когда оно стало возможным?
…
Мы решили: надо попробовать, и тогда, может быть, что-то и получится. И сегодня у нас есть сотни наших выпускников.
Надо сказать, что еще работало на пользу богословскому образованию в девяностые годы – оно ведь смотрелось, с одной стороны, как некоторая экзотика, что-то удивительное, странное, а с другой стороны, она влекло и манило как что-то новое, необыкновенное, «наконец-то разрешенное». И к нам шли студенты.
…
А сегодня у богословского образования в России есть еще и такой минус: теперь уже им никого не удивишь, богословское направление может открыть чуть ли не любой вуз. Вот высшее учебное заведение, тут можно учиться этому, этому, этому, а еще и богословию… Это приводит, конечно, к девальвации богословия. Мы бы хотели этого избегать.
Сравнивая студентов: выпускнику школы легче в том плане, что у него есть время, чтобы изучать, скажем, древние языки, а у человека уже взрослого, зачастую работающего, такой возможности нет, но… Для изучения богословия нужен собственный жизненный опыт, и вот в этом смысле богословское образование в 18 лет – это рано. Изучение богословия требует глубокой соотнесенности с собственной личностью.
…
Все это определило нашу медленную эволюцию в сторону вечернего образования – дополнительного высшего. Именно в такой форме у нас смогли учиться и священники. Но и, конечно, программа образовательная менялась.
…
30 лет назад никто не знал, чем это обернется – светское богословское образование, дело это было новое. Сегодня оно очень широко распространено. … Но мы можем констатировать, что до сих пор четкого понимания – а что такое богословское образование – не появилось. В этом тоже есть определенная проблема.
…
Богословие несводимо ни к вероучению, ни к Священному Писанию. Богословие – это все-таки совокупность наук. И то, что богословское знание – это научное знание, вот это до нас доходит очень медленно, трудно. Потому что мы привыкли жить в системе координат: вот здесь – богословие, а вот там – наука. И начинается всякого рода полемика, всякого рода попытки в чем-то «сблизиться», попытки соотнести «научное знание» и «богословие». Но дело-то в том, что если, скажем, как-то полемизируют ученые богословы с представителями науки, философии, то наши богословы должны определенно сознавать – они тоже ученые мужи, они тоже представители научного знания.
И вот если мы говорим о нашем институте, несмотря на то, что мы, конечно, за свою историю несколько десятков священников подготовили, дали богословское образование, но, в принципе, основная у нас аудитория другая, и мы как раз ориентировались вот на это: да, институт богословия и философии. … Есть два типа научного знания: научно-философское и научно-богословское, их встреча – это встреча на поле интеллектуализма.
…
Почему к нам приходят учиться люди с высшим образованием? И люди с учеными степенями приходят изучать богословие… Потому что вот тут происходит встреча философского и богословского знания. А, в общем-то, для человека гуманитарно подготовленного, для него очевидно, что богословская беспомощность в гуманитарном знании, это… Богословская беспомощность дезориентирует ученого, дезориентирует, в том числе, в своем знании – в историческом ли знании, в искусствоведческом ли, или в филологическом знании… А если ты получаешь богословское образование – горизонты твои расширятся, взгляд твой углубится. И это решает проблему не только богословскую, но и одновременно культурную, общекультурную. Да, такая была живая потребность у многих из наших студентов – оставаясь в своей специальности, каким-то образом вот эту богословскую прививку получить. И, я надеюсь, они ее получали.
…
Марина Лобанова:
Под конец передачи давайте поговорим и о новом наборе и пригласим новых студентов. Ваш самый желанный студент – он зачем идет в Институт богословия и философии?
Петр Сапронов:
Самый желанный студент – это студент чуткий, развитый, способный услышать то, о чем ему говорят. Вот, скажем, прошлогодний наш набор как раз этими качествами отличается, и мне с ними интересно. … Я очень хорошо ощущаю то, что я могу о Боге ни слова не говорить, но в контексте, Бог в молчании – остается, Бог присутствует.
…
По чисто формальному признаку у нас две специализации: собственно богословская и культурологическая, но, так или иначе, богословски окрашено всё, богословским светом освещается всё.
Марина Лобанова:
Здесь я скажу, хотя это такая простая вещь: если хотите, чтобы ваши дети любили читать – просто любите читать сами, и если хотите, чтобы ваши дети к такому великому богатству церкви как богословие не были совершенно глухи, прикоснитесь сами к этому богатству, попробуйте его на вкус, приучите себя к тому, чтобы ценить его и что-то понимать в нем. Начинается новый набор в Институт богословия и философии, в сентябре начнутся занятия, лекции, это дополнительное высшее образование, занятия проходят в вечернее время. В этом году Институт богословия и философии отмечает 30-летие, и я беседовала с ректором, основателем Института богословия и философии Петром Александровичем Сапроновым, выдающимся отечественным культурологом, автором множества монографий, которые также всем рекомендую. И, конечно, поздравляю с 30-летием и основателей, и преподавателей, и выпускников, и студентов. Наверное, надо пожелать процветания, как говорят, еще на долгие годы. Потому что, если мы имеем сокровище, то надо хотя бы знать, что оно у нас есть.