П. А. Сапронов
Вряд ли кто-нибудь бы взялся утверждать, что православное богословие сегодня переживает расцвет в России. Конечно, имеет место достаточно обширная переводческая деятельность. Создаются новые переводы, заново переводятся тексты, чей русский вариант явно устарел или выполнен недостаточно компетентно. Можно было бы привести список богословских исследований высокого уровня, правда, на фоне несравненно большего числа книг, ничем не примечательных и ничего в богословскую науку не привносящих. Разговор на эту тему мог бы стать долгим. Однако в краткой заметке имеет смысл обратить внимание на проблему самого общего характера.
Она состоит в том, что наше богословие обнаруживает свою слабость в двух важнейших аспектах. Во-первых, в нём очень скромно представлены исследования по догматическому богословию. Когда они имеют место, то посвящены частным проблемам. Между тем, остаётся всё ещё нереализованной перспектива построения догматического богословия в качестве систематического знания, сопоставимого по критерию логики и последовательности мысли с философским знанием. Главная трудность здесь в том, что догматическое богословие не может не опираться на философские понятия. Когда-то они заимствовались (и переосмыслялись) из античной философии. Однако по сей день неосвоенным остаётся опыт новоевропейской философии, её понятийный инструментарий, что обрекает догматическое богословие на периферийность в рамках интеллектуальной составляющей современной интеллектуальной культуры. Между тем, периферийность эта преодолима, если задействовать нереализуемые догматическим богословием потенции.
И второе. Наше богословие всё ещё остаётся замкнутым на себя и внутри церковные реалии. Когда же оно выходит за стены церкви, то голос его звучит наставительно и поучающее: богословие сбивается на проповедь. И это в ситуации, когда богословский взгляд на проблемы культуры мог бы открыть новые перспективы её осмысления. По существу, в западной философии и интеллектуализме имеет место пораженчество и капитуляция перед кризисом и разложением, несомненных в современной культуре. Эти пораженчество и капитуляция в принципе противопоказаны богословию, вели бы его к самоотрицанию. Но, с другой стороны, и молчание и унылая проповедь немногим лучше. Богословию пора заговорить на темы культуры, обнаружив своё преимущество в первую очередь перед щебетанием в духе постмодерна. Менее всего оно предполагает обличение. Однако, только богословскому взгляду сегодня дана возможность преодоления «толерантности» ко всякого рода самоизъявлениям, которые выдаются за культуру и образованной публикой принимаются в качестве таковой.
Касательно последнего достаточно сослаться на нашумевшую выставку Фабра в залах Эрмитажа. На то, что это «мелкое жульничество» не осмелились указать никто из секулярных интеллектуалов. Но и церкви обличать Фабра, и только, негоже. Другое дело, разговор о том, что в обезбоженном мире «человек есть мера всех вещей», человеку на своей «человечности» не удержаться. Он неминуемо сползёт на четвереньки, если «Бога нет», «Он умер», и так далее. Конечно, если бы слово богослова прозвучало в таком духе, оно было бы услышано далеко не каждым. Но кто-то к нему бы прислушался. Для кого-то безусловное принятие современных гримас, выдаваемых за живопись, стало бы невозможным. «Современное» и «приемлемое» перестали бы быть синонимами.